Раздевай меня до костей.
Освежевать спеши словно тушу.
Перемели кости в пыль.
Запусти грязные руки 
К сердцу.
Выгреби ногтями душу.

Я всё равно с.
Люблю долго и сильно, но не ярко. 
До "долго и сильно" не доходят со мной. 
Тут, потому, что мне нравится она на черном фоне, а черный фон у меня только тут.

Иногда пытаюсь молиться, но нет ни одной молитвы со словами: "Господи, пусть эта сука все поймет!", или, например "Боже, уничтожь человечество наконец-то, хватит быть мудаком.".
Хочу уехать.
У меня к тебе стокгольмский синдром, дорогая.
Снилось очень много её.
Несу её на руках, перед ней же, что бы показать, как она же мне не важна, но при этом на вопрос её:
- Она уснула? (про себя же), сбиваюсь. Отвечаю сбивчиво, торопливо, и выругиваюсь шёпотом, что бы слышала она, которая на руках, и поняла, как на деле мне важна она та, сидячая.


Я в запутанности.
Судьба, да? Я бы со своей ладони пемзой линии все стерла, ножом бы кожу срезала, лишь бы этой самой судьбы с тобой не было.


Переплетено все в комок, словно рублевое мулине,
Мне в глаза пальцами лезет прошлое.


Безнадежно больных время не лечит.
Открываю окно диалога, в пустую пустым в экран, пока слезиться от пустоты не начинают.
Вот уже могу говорить "который год". 
Который год я идиотка.
И только спустя много-много времени, садишься на корточки, обхватывая голову руками, и почти воем - "Что же я, блять, наделала.".