Сны и реальность чертовски сочетаются. Я раскисла и много ною, к черту. Синяки под глазами медленно завоевывают все лицо. Ребро зашло за ребро, дыхательные пути отекли. 

"Может быть опухоль" - милый врач пугает мою мать по телефону.

 Смешно. Снова все заново.

В его руках весь мир! Весь мир сконцентрирован в этой маленькой горящей точке. Она метается туда, сюда. Хаотично или по кругу.

Затягиваюсь с его рук, рук, в которых он сжимает мой мир.

- Я в небе, оно зелёное и пахнет ментоловой зубной пастой.

- Облака холодят руки?

Косяк продолжает перемещаться, затуманивая разум, сидящих в узком кругу.

Она нагибается ко мне. Грязно-серая футболка провисает на маленькой груди, так, что я вижу её крупные тёмные соски. На секунду запах её волос перебивает запах дури. Цитрусы.

- Облааака... Мы летим.

Губы сухие, грубые. Язык пробегает по небу, дым в горло. Закашливаюсь ей в лицо, и сипло выкрикиваю:

- Летим.

Мир сливается в сплошную полосу звезд и моря, все смеются.

Из радиоприемника монотонная музыка, голова в такт откидывается назад, а затем вперед. По подбородку тонкая струйка алкоголя и завтрака. Протертые джинсы теперь ещё и прожженные, и облеванные.

Лучше не бывает.

- Летим. А если упадем?

Голова резко вниз, новая волна внутри живота и горло обжигает. Прикрываю рот рукой, сквозь пальцы горькая белесая жидкость. Опять смех.

- Guten Morgen!

Рука бьёт по груди и указывает куда-то в небо, несколько минуть надо для понимания, что это нацистское приветствие.

- Мы пацифисты, пони-и-имаешь? Па-ци-фи...

Надсадный кашель, его длинные волосы распущены по плечам.

- Эй, ты в моей блевотине.

Пальцы путаются, тонут.

- Или в своей.

А у неё русые, и забранные в хвост. Кожа обгорела, нос шелушится. Футболка грязно-серая, снова нагибается.

Сухие губы, сухой язык. Рвота в горло.