Туда и обратно, прямо. Советским ковром - поле. Ромашки мелкие, с черными букашками по желтому, колокольчики нищие и уже свое от звеневшие. 



Вдалеке пролесок, ели дырявят макушками низкое пепельное небо, поедают желток заката. А ещё дальше шоссе, редкие фуры по остывающему неровному асфальту.
Между разбитых коленок зажата мятая банка хуча, по губам тонкие яблочные да клубничные. Открытые майки, шортики и каблуки. Смех, разговоры, влажность ртов и все такое.
А я в стороне с соседским ребенком ловлю поздних бабочек. Волосы назад, футболка у отца стащенная, джинсы рваные и сланцы за 5 копеек пара. Ловлю бабочек, да презрительные взгляды от тех у костра, что с хучем и мокрыми ртами.
Они потом ушли, а я крысиную отраву насыпала в заначку с пивом. Не смертельно, но хоть как-то. А потом, через пару недель сожгла шалаш. Но они этого не узнали, и смотрели все так же.
А я про себя представляла, как они горят заживо, и улыбалась. Старательно так вот, с зубами. 
М и К разбились на мотоцикле, а Г сказал, что я виновата. Мне было лет 11. Улыбнулась радостно, махнула "волшебным" жестом ручками, пожелала и ему смерти.
Этим летом спросила у его бабули, где же он. Где этот Г с его темными глазами, и острыми скулами. А она грустно полола огурцы, наркотики и государство ругала.
Так это я к чему все.
ХА-ХА-ХА!